— Истинно так, милорд. — Пересмешник прошмыгал мимо Рода и открыл внутреннюю дверь. Род прошел через нее, стаскивая железные рукавицы… и шагнул в середину полукруга нищих и воров, стоящих в три ряда с дубинами и ножами.
Они ухмылялись, глаза их были голодными. То тут, то там один из них проводил языком по губам.
Лица их были покрыты грязью и шрамами, увечьями и гнойными болячками, одежда их была дырявой, латаной, рваной, но ножи выглядели примечательно ухоженными.
Род сунул рукавицы за пояс, напрягши руки в стойке каратэ, и повернулся к Пересмешнику. Этого героя теперь окружали пять-шесть лучших образчиков подонков общества.
— Я пришел сюда, как друг. — Лицо Рода было неподвижным.
— Вот как? — усмехнулся Пересмешник, обнажая кровоточащие десны, и захихикал. Вдруг глаза его вспыхнули ненавистью. — Объяви себя, лордишка!
Род нахмурился.
— Как объявить?
— За знать, за корону или за Дом Хлодвига!
— Кончай эту трепотню! — огрызнулся Род. — Я плохо перевариваю чушь и начинаю чувствовать, что твоей я уже сыт по горло. Веди меня к Логайру, сейчас же!
— О да, милорд, обязательно отведем. Да, милорд, тотчас же, милорд, мигом. — Он потер руки, заливаясь сдавленным веселым смехом. Затем его взгляд метнулся через плечо Рода, и он кивнул.
Род начал было оборачиваться, но что-то взорвалось у него в затылке. Вокруг него завертелись звезды, а затем наступила чернота.
Медленно Род начал осознавать розовый свет, боль и тысячу контрабасов, вразнобой играющих в его голове.
Еще медленнее он стал осознавать что-то мокрое и холодное на своей щеке. Розовый свет, понял он, был солнечными лучами, просачивающимися сквозь его сомкнутые веки.
Боль в голове вытеснилась сосредоточенностью. Он вздрогнул, затем героическим усилием сумел открыть глаза и снова вздрогнул Все было нечетким, не в фокусе, солнечный свет и цветные пятна. Влага под его щекой оказалась мхом, а холод под ним — камнем.
Он с силой оттолкнулся руками, влажная поверхность отшатнулась, оставив его закачавшимся, тяжело опирающимся на руки, с тошнотой в желудке.
Он мотнул головой, вздрогнул от боли и несколько раз моргнул. Его веки пробежались по слезящимся глазам, но постепенно зрение его прояснилось. Он заставил глаза сфокусироваться на… лице Туана Логайра.
Туан сидел спиной к черному древнему камню. В камне была огромная железная скоба, и от нее тянулись цепи к кандалам на запястьях и лодыжках Туана. Он сидел на куче грязной заплесневелой соломы, в водянистом свете слабого солнечного луча.
Туан улыбнулся с иронией, столь же тяжелой, как ржавые цепи на его теле, и поднял руку в приветствии, зазвенев цепью.
— Добро пожаловать в гости.
Род отвел от него взгляд и посмотрел вокруг. Старый герцог сидел у другой стены, прикованный рядом со своим сыном.
— Холодное гостеприимство, Род Гэллоуглас, — проворчал старый лорд, с тяжелым от мрачных дум лицом. — Едва ли в безопасное место привел меня твой слуга.
Измена! Роду следовало бы знать, что Тому лучше не доверять.
— Большой Том, ты…
— Здесь, мастер.
Род посмотрел, обернувшись. Большой Том сидел у противоположной стены, прикованный как и все остальные.
Том печально улыбнулся, бросив на своего хозяина укоризненный пытливый взгляд.
— Я думал, ты освободишь нас, мастер. И вот ты здесь, скованный, как и все остальные.
Род нахмурился и взглянул на свое запястье. Его окружала ржавая толстая полоса железа. У нее имелись копии на лодыжках и другом запястье.
Он поднял глаза на Тома, улыбнулся и поднял руку, тряхнув цепью.
— Слышал когда-нибудь присказку, что каменные стены — еще не тюрьма?
— Тот, кто сказал эти слова, был дурак, — злобно бросил Том из темноты.
Род поднял глаза к установленному высоко в стене маленькому зарешеченному окну. Оно давало единственное освещение в помещении-камере примерно десяти футов шириной и пятнадцати длиной со сплошь заросшим мхом потолком в десяти футах от пола. Стены были каменными и грязными, а пол покрыт прелой соломой.
Единственным украшением служил скелет, удерживаемый от распада мумифицированными связками, прикованный к стене, подобно им самим.
Род осторожно осмотрел молчаливого сокамерника.
— Не такие уж они рачительные хозяева, верно? Могли бы, по крайней мере, уволочь кости в нижние приделы.
Он снова повернулся к окну.
— Векс, — прошептал он достаточно тихо, чтобы другие не могли разобрать слов. — Векс, ты где?
— В самой грязной и разваленной конюшне, какую я когда-либо видел, — ответил робот. — Вместе с пятью клячами самого плачевного вида из всех, кто за пределами скотобойни. Я думаю, мы, предположительно, являемся кавалерией Дома Хлодвига, Род.
Род тихо засмеялся.
— А не бегает ли поблизости какая-нибудь мышка с большими зелеными глазами, Векс?
— Нет, Род, но на моей голове сидит синица.
Род усмехнулся.
— Спроси ее, не имеет ли она какой-нибудь власти над холодным железом?
— Как мне с ней говорить, Род?
— Вещая на частоте волны человеческой мысли, конечно! Она же телепатка, идиот ты ученый!
— Род, я категорически протестую против подобных уничижительных высказываний по адресу моих способностей в областях, по которым я не запрограммирован.
— Ладно, ладно, я сожалею, раскаиваюсь! Ты гений, чудо, Эйнштейн, Урт! Только спроси ее, идет?
Возникла пауза, затем Род услышал малоразборчивую серию чириканья на заднем плане.
— Что это за чириканье, Векс?
— Гвендайлон, Род. Она очень бурно отреагировала на новый опыт телепатии с конем.
— Ты хочешь сказать, что она чуть не свалилась со своего насеста? Но она сказала что-нибудь?